Трактор полированный
Группа: Участник клуба
Сообщений: 7750
Награды: 5
Репутация: 0
Статус: Offline
| Дом двухэтажный занимая, У нас в Москве жила-была Вдова, купчиха молодая, Лицом румяна и бела.
Покойный муж её мужчина Ещё не старой был поры, Но приключилась с ним кончина Из-за её большой дыры.
На передок все бабы слабы, Скажу, соврать тут не боясь, Но уж такой ебливой бабы И свет не видел отродясь.
Несчастный муж моей купчихи Был парень безответно тихий, И, слушая жены приказ, Ёб в день её по десять раз.
Порой он ноги чуть волочит, *нецензурная брань* не встаёт, хоть отруби, Она же знать того не хочет — Хоть плачь, а всё равно *нецензурная брань*.
В подобной каторге едва ли Протянешь долго. Год прошёл, И бедный муж в тот мир ушёл, Где нет ни ебли, ни печали…
О, жёны, верные супругам! Желая также быть вам другом, Скажу: и мужниным мудам Давайте отдых вы, мадам.
Вдова, не в силах пылкость нрава И женской страсти обуздать, Пошла налево и направо Любому-каждому давать.
Её ебли и пожилые, И старики, и молодые — Все, кому ебля по нутру, Во вдовью лазили дыру.
О, вы, замужние и вдовы! О, девы! (Целки тут не в счёт.) Позвольте мне вам наперёд Сказать про еблю два-три слова.
*нецензурная брань* все вы на здоровье, Отбросив глупый ложный стыд, Позвольте лишь одно условье Поставить, так сказать, на вид:
*нецензурная брань* с толком, аккуратней: Чем реже ебля, тем приятней, И боже вас оборони От беспорядочной ебни.
От необузданности страсти Вас ждут и горе, и напасти; Вас не насытит уж тогда Обыкновенная елда.
Три года в ебле бесшабашной Как сон для вдовушки прошли. И вот томленья муки страстной И грусть на сердце ей легли.
Её уж то не занимало, Чем раньше жизнь была красна, Чего-то тщетно всё искала И не могла найти она.
Всех ёбарей знакомы лица, Их ординарные хуи Приелись ей, и вот вдовица Грустит и точит слез струи.
И даже еблей в час обычный Ей угодить никто не мог: У одного *нецензурная брань* неприличный, А у другого короток,
У третьего — уж очень тонок, А у четвёртого муде Похожи на пивной бочонок И зря колотят по манде.
То сетует она на яйца — Не видно, точно у скопца; То *нецензурная брань* не больше, чем у зайца… Капризам, словом, нет конца.
Вдова томится молодая, Вдове не спится — вот беда. Уж сколько времени, не знаю, Была в бездействии *нецензурная брань*.
И вот по здравом рассужденье О тяжком жребии своём Она к такому заключенью Пришла, раскинувши умом:
Чтоб сладить мне с лихой бедою, Придётся, видно, сводню звать: Мужчину с длинною елдою Она сумеет подыскать.
II
В Замоскворечье, на Полянке3, Стоял домишко в три окна. Принадлежал тот дом мещанке Матрёне Марковне. Она
Жила без горя и печали, И эту даму в тех краях За сваху ловкую считали Во всех купеческих домах.
Но эта Гименея4 жрица, Преклонных лет уже девица, Свершая брачные дела, И сводней ловкою была.
Наскучит коль купчихе сдобной Порой с супругом-стариком — Устроит Марковна удобно Свиданье с ёбарем тайком.
Иль по другой какой причине Свою жену муж не ебёт, Та затоскует по мужчине — И ей Матрёна *нецензурная брань* найдёт.
Иная, в праздности тоскуя, Захочет для забавы *нецензурная брань* — Моя Матрёна тут как тут, И глядь — бабёнку уж ебут.
Мужчины с ней входили в сделку: Иной захочет гастроном5 Свой *нецензурная брань* полакомить — и целку Ведёт Матрёна к нему в дом…
И вот за этой, всему свету Известной своднею, тайком, Вдова отправила карету И ждёт Матрёну за чайком.
Вошедши, сводня помолилась, На образ истово6 крестясь, Хозяйке чинно поклонилась И так промолвила, садясь:
«Зачем позвала, дорогая? Али во мне нужда какая? Изволь — хоть душу заложу, Но на тебя я угожу.
Коль хочешь, женишка спроворю. Аль просто чешется манда? И в этом разе завсегда Готова пособить я горю!
Без ебли, милая, зачахнешь, И жизнь те станет не мила. Такого ёбаря, что ахнешь, Я для тебя бы припасла!»
«Спасибо, Марковна, на слове! Хоть ёбарь твой и наготове, Но пригодится он едва ль, Твоих трудов мне только жаль!
Мелки в наш век пошли людишки! Хуёв уж нет — одни хуишки. Чтоб *нецензурная брань* длинного достать, Весь свет придётся обыскать.
Мне нужен крепкий *нецензурная брань*, здоровый, Не меньше, чем восьмивершковый. Не дам я мелкому хую Посуду пакостить свою!
Мужчина нужен мне с елдою С такою, чтоб когда он ёб, Под ним вертелась я юлою, Чтобы глаза ушли под лоб,
Чтоб мне дыханье захватило, Чтоб зуб на зуб не попадал, Чтоб я на свете всё забыла, Чтоб *нецензурная брань* до сердца доставал!»
Матрёна табачку нюхнула, О чём-то тяжело вздохнула, И, помолчав минутки две, На это молвила вдове:
«Трудненько, милая, трудненько Такую подыскать елду. Восьмивершковый!.. Сбавь маленько, Поменьше, может, и найду.
Есть у меня тут на примете Один мужчина. Ей-же-ей, Не отыскать на целом свете Такого *нецензурная брань* и мудей!
Я, грешная, сама смотрела Намедни *нецензурная брань* у паренька И, увидавши, обомлела — Совсем пожарная кишка!
У жеребца и то короче! Ему не то что баб скоблить, А, будь то сказано не к ночи, Такой елдой чертей глушить!
Собою видный и дородный, Тебе, красавица, под стать. Происхожденьем благородный, Лука Мудищев его звать.
Да вот беда — теперь Лукашка Сидит без брюк и без сапог — Всё пропил в кабаке, бедняжка, Как есть, до самых до порток».
Вдова восторженно внимала Рассказам сводни о Луке И сладость ебли предвкушала В мечтах об этом елдаке.
Не в силах побороть волненья, Она к Матрёне подошла И со слезами умиленья Её в объятия взяла:
«Матрёна, сваха дорогая, Будь для меня ты мать родная! Луку Мудищева найди И поскорее приведи.
Дам денег, сколько ты захочешь, А ты сама уж похлопочешь, Одень приличнее Луку И будь с ним завтра к вечерку».
«Изволь, голубка, беспременно К нему я завтра же пойду, Экипирую преотменно, А вечерком и приведу».
И вот две радужных бумажки Вдова выносит ей в руке И просит сводню без оттяжки Сходить немедленно к Луке.
Походкой скорой, семенящей Матрёна скрылася за дверь, И вот вдова моя теперь В мечтах о ебле предстоящей.
III
Лука Мудищев был дородный7 Мужчина лет так сорока. Жил вечно пьяный и голодный В каморке возле кабака.
В придачу к бедности мизерной8 Еще имел он на беду Величины неимоверной Восьмивершковую9 елду.
Ни молодая, ни старуха, Ни *нецензурная брань*, ни девка-потаскуха, Узрев такую благодать, Не соглашались ему дать.
Хотите верьте иль не верьте, Но про него носился слух, Что он елдой своей до смерти Заёб каких-то барынь двух.
И вот, совсем любви не зная, Он одинок на свете жил И, *нецензурная брань* свой длинный проклиная, Тоску-печаль в вине топил.
Но тут позвольте отступленье Мне сделать с этой же строки, Чтоб дать вам вкратце поясненье О роде-племени Луки.
Весь род Мудищевых был древний, И предки нашего Луки Имели вотчины10, деревни И пребольшие елдаки.
Из поколенья в поколенье Передавались те хуи, Как бы отцов благословенье, Как бы наследие семьи.
Мудищев, именем Порфирий, Ещё при Грозном службу нёс И, поднимая *нецензурная брань* гири, Порой смешил царя до слёз.
Покорный Грозного веленью, Своей елдой, без затрудненья, Он раз убил с размаху двух В вину попавших царских слуг.
Другой Мудищев звался Саввой, Петрово дело защищал, И в славной битве под Полтавой Он *нецензурная брань* пушки прочищал!
При матушке Екатерине, Благодаря своей махине, В фаворе11 был Мудищев Лев, Блестящий генерал-аншеф12.
Сказать по правде, дураками Всегда Мудищевы слыли, Зато большими елдаками Они похвастаться могли.
Свои именья, капиталы Спустил Луки распутный дед, И наш Лукаша, бедный малый, Был нищим с самых юных лет.
Судьбою не был он балуем, И про Луку сказал бы я: Судьба его снабдила *нецензурная брань*, Не дав в придачу ни хуя.
IV
Настал вот вечер дня другого. Одна в гостиной ждёт-пождёт Купчиха гостя дорогого, А время медленно идёт.
Под вечерок она в пахучей Помылась розовой воде И смазала на всякий случай Губной помадою в *нецензурная брань*.
Хоть всякий *нецензурная брань* ей не был страшен, Но тем не менее ввиду Такого хуя, как Лукашин, Она боялась за *нецензурная брань*.
Но чу! Звонок! О миг желанный! Прошла ещё минута-две — И гость явился долгожданный — Лука Мудищев — ко вдове.
…Склонясь, стоял пред нею фасом Дородный видный господин И произнёс пропойным басом: «Лука Мудищев, дворянин».
Он вид имел молодцеватый: Причёсан, тщательно побрит, Одет в сюртук13 щеголеватый, Не пьян, а водкою разит.
«Ах, очень мило!.. Я так много О вашем слышала…» — вдова Как бы смутилася немного, Сказав последние слова.
«Да-с, это точно-с; похвалиться Могу моим!.. Но впрочем вам Самим бы лучше убедиться, Чем верить слухам и словам!»
И, продолжая в том же смысле, Уселись рядышком болтать, Но лишь одно имели в мысли: Как бы скорей ебню начать.
Чтоб не мешать беседе томной, Нашла Матрёна уголок, Уселась в нём тихонько, скромно И принялась вязать чулок.
Так близко находясь с Лукою, Не в силах снесть Тантала мук14, Полезла вдовушка рукою В карман его суконных брюк.
И от её прикосновенья *нецензурная брань* у Луки воспрянул вмиг, Как храбрый воин пред сраженьем — Могуч, и грозен, и велик.
Нащупавши елдак, купчиха Мгновенно вспыхнула огнём И прошептала нежно, тихо, Склонясь к нему: «Лука, пойдём!»
И вот вдова вдвоём с Лукою. Она и млеет, и дрожит, И кровь её бурлит рекою, И страсть огнём её палит.
Снимает башмачки и платье, Рвёт в нетерпенье пышный лиф, И, обе сиськи заголив, Зовёт Луку в свои объятья.
Мудищев тоже разъярился; Тряся огромною елдой, Как смертоносной булавой, Он на купчиху устремился.
Её схватил он поперёк И, бросив на кровать с размаху, Заворотил он ей рубаху, И *нецензурная брань* всадил ей между ног.
Но тут игра плохая вышла: Как будто ей всадили дышло15, Купчиха начала кричать И всех святых на помощь звать.
Она кричит — Лука не слышит, Она сильнее всё орёт — Лука, как мех кузнечный, дышит И знай себе вдову ебёт.
Услышав крики эти, сваха Спустила петли у чулка И говорит, дрожа от страха: «Ну, знать, заёб её Лука!»
Но через миг, собравшись с духом, С чулком и спицами в руках Спешит на помощь лёгким пухом И к ним вбегает впопыхах.
И что же зрит? Вдова стенает, От боли выбившись из сил, Лука же жопу заголил И жертву еть всё продолжает.
Матрёна, сжалясь над вдовицей, Спешит помочь скорей беде И ну колоть вязальной спицей Луку то в жопу, то в муде.
Лука воспрянул львом свирепым, Старуху на пол повалил И длинным *нецензурная брань*, словно цепом16, По голове её хватил.
Но всё ж Матрёна изловчилась, Остатки силы собрала, Луке в муде она вцепилась И напрочь их оторвала.
Взревел Лука и ту старуху Елдой своей убил, как муху — В одно мгновенье, наповал, И сам безжизненный упал.
эпилог
И что же? К ужасу Москвы Наутро там нашли три трупа: Средь лужи крови труп вдовы, С *нецензурная брань*, разорванной до пупа, Труп свахи, распростёртый ниц, И труп Лукаши без яиц.
Три дня Лукашин красный *нецензурная брань* Лежал на белом покрывале. Его все девки целовали, Печален был их поцелуй…
Вот, наконец, и похороны. Собрался весь торговый люд. Под траурные перезвоны Три гроба к кладбищу несут.
Народу много собралося, Купцы за гробом чинно шли И на серебряном подносе Муде Лукашины несли.
За ними — медики-студенты В халатах белых, без штанов. Они несли его патенты От всех московских бардаков17.
К Дашковскому, где хоронили, Стеклася вся почти Москва. Там панихиду отслужили, И лились горькие слова.
Когда ж в могилу опускали Глазетовый18 Лукашкин гроб, Все *нецензурная брань* хором закричали: «Лукашка! Мать твою! Уёб!»
…Лет через пять соорудили Часовню в виде елдака, Над входом надпись водрузили: «Купчиха, сводня и Лука».
|